Неточные совпадения
Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был
океан явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он
увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось.
Верхние листья блестели на поверхности
океана; тот, кто ничего не знал, как знала Ассоль,
видел лишь трепет и блеск.
Ведь эти мономаны из капли
океан сделают, небылицу в лицах наяву
видят…
Между тем вне класса начнет рассказывать о какой-нибудь стране или об
океане, о городе — откуда что берется у него! Ни в книге этого нет, ни учитель не рассказывал, а он рисует картину, как будто был там, все
видел сам.
Я
видел катафалк, блестящую свиту, войска и необозримую, как
океан, толпу народа.
Это, как я теперь
увидел, буруны бешено плещутся в берег;
увидел и узкость: надо проходить под боком отвесного утеса, чтобы избежать гряды видных на поверхности камней, защищающих вход от волн с
океана.
Когда мы обогнули восточный берег острова и повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из моря, заслонила собой и небо, и
океан, одна из тех картин, которые
видишь в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
Часов в девять вечера прошел короткий, но сильный дождь, после которого туман сразу исчез и мы
увидели красивое звездное небо. И это небо, по которому широкой полосой протянулся Млечный Путь, и темный
океан, в котором разом отражались все светила небесные, одинаково казались беспредельно глубокими.
Я давно говорил, что Тихий
океан — Средиземное море будущего. [С большой радостью
видел я, что нью-йоркские журналы несколько раз повторили это. (Прим. А. И. Герцена.)] В этом будущем роль Сибири, страны между
океаном, южной Азией и Россией, чрезвычайно важна. Разумеется, Сибирь должна спуститься к китайской границе. Не в самом же деле мерзнуть и дрожать в Березове и Якутске, когда есть Красноярск, Минусинск и проч.
Мне хотелось
видеть, тот ли же это добродушный моряк, приведший «Common Wealth» из Бостона в Indian Docks, мечтавший о плавучей эмиграции, носящейся по
океану, [Там же.
Разве три министра, один не министр, один дюк, один профессор хирургии и один лорд пиетизма не засвидетельствовали всенародно в камере пэров и в низшей камере, в журналах и гостиных, что здоровый человек, которого ты
видел вчера, болен, и болен так, что его надобно послать на яхте вдоль Атлантического
океана и поперек Средиземного моря?.. «Кому же ты больше веришь: моему ослу или мне?» — говорил обиженный мельник, в старой басне, скептическому другу своему, который сомневался, слыша рев, что осла нет дома…
— Да, господа, много-таки я в своей жизни перипетий испытал! — начал он вновь. — В Березов сослан был, пробовал картошку там акклиматизировать — не выросла! Но зато много и радостей изведал! Например, восход солнца на берегах Ледовитого
океана — это что же такое! Представьте себе, в одно и то же время и восходит, и заходит — где это
увидите? Оттого там никто и не спит. Зимой спят, а летом тюленей ловят!
— И вот,
вижу я — море! — вытаращив глаза и широко разводя руками, гудел он. —
Океан! В одном месте — гора, прямо под облака. Я тут, в полугоре, притулился и сижу с ружьём, будто на охоте. Вдруг подходит ко мне некое человечище, как бы без лица, в лохмотье одето, плачет и говорит: гора эта — мои грехи, а сатане — трон! Упёрся плечом в гору, наддал и опрокинул её. Ну, и я полетел!
Ветер дул в спину. По моему расчету, через два часа должен был наступить рассвет. Взглянув на свои часы с светящимся циферблатом, я
увидел именно без пяти минут четыре. Ровное волнение не представляло опасности. Я надеялся, что приключение окончится все же благополучно, так как из разговоров на «Бегущей» можно было понять, что эта часть
океана между Гарибой и полуостровом весьма судоходна. Но больше всего меня занимал теперь вопрос, кто и почему сел со мной в эту дикую ночь?
Я
видел, как черный, в огнях берег уходит влево и
океан расстилает чистый горизонт, озаренный закатом.
Я
видел карнавал в Риме и Ницце, но карнавал поблизости тропиков, перед лицом
океана, интересовал и меня.
— Может быть, — рассеянно сказала Дэзи. — Я не буду спорить, только мы тогда, после двадцати шести дней пустынного
океана, не
увидели бы всей этой красоты. А сколько еще впереди!
— Скорее мне следовало бы спросить вас, — сказал я, снова удивясь ее спокойному тону, — да, именно спросить, как чувствуете себя вы — после своего отчаянного поступка, бросившего нас лицом к лицу в этой проклятой шлюпке посреди
океана? Я был потрясен; теперь я, к этому, еще оглушен. Я вас не
видел на корабле. Позволительно ли мне думать, что вас удерживали насильно?
Европа давно уже изменила лицо свое; одни мы, русские, остаемся по-прежнему незыблемы, счастливы и непреоборимы… В Европе, вследствие безначалия, давно есть нечего, а у нас, по-прежнему, всего в изобилии. Идя постепенно, мы дожили до того, что даже Верхотурье
увидело гласный суд в стенах своих. Благо, Уральский хребет перейден, а там до Восточного
океана уж рукой подать!
— Что ж, значит, это акт добровольный. Знаешь, Тит… Если жизнь человеку стала неприятна, он всегда вправе избавиться от этой неприятности. Кто-то, кажется, Тацит, рассказывает о древних скифах, живших, если не вру, у какого-то гиперборейского моря. Так вот, брат, когда эти гипербореи достигали преклонного возраста и уже не могли быть полезны обществу, — они просто входили в
океан и умирали. Попросту сказать, топились. Это рационально… Когда я состарюсь и
увижу, что беру у жизни больше, чем даю… то и я…
«Среди
океана живет морской змей в версту длиною. Редко, не более раза в десять лет, он подымается со дна на поверхность и дышит. Он одинок. Прежде их было много, самцов и самок, но столько они делали зла мелкой рыбешке, что бог осудил их на вымирание, и теперь только один старый, тысячелетний змей-самец сиротливо доживает свои последние годы. Прежние моряки
видели его — то здесь, то там — во всех странах света и во всех
океанах.
А это ничего есть любимая среда дилетантов всех степеней; они в нем
видят беспредельный
океан и довольны простором для мечтаний и фантазий.
Видел я её, мать мою, в пространстве между звёзд, и как гордо смотрит она очами
океанов своих в дали и глубины;
видел её, как полную чашу ярко-красной, неустанно кипящей, живой крови человеческой, и
видел владыку её — всесильный, бессмертный народ.
Ужасно чувство, с которым человек
видит, что он оставлен всем светом, когда он невольно обращает умоляющий взор вокруг себя, зная, что никто не подаст ему помощи, и когда взор его встречает вместо спасителя ярящиеся волны
океана, улыбающийся взгляд инквизитора или взгляд без выражения палача.
Он похож на моряка, который всю свою жизнь делал рейсы из Кронштадта в Петербург и очень ловко умел проводить свой маленький пароход по указанию вех между бесчисленными мелями в полупресной воде; что, если вдруг этот опытный пловец по стакану воды
увидит себя на
океане?
Остров все ближе и ближе — роскошный, весь словно повитый зеленью, с высокими, голыми маковками блиставших на солнце гор, точно прелестный сад, поднявшийся из
океана. Переливы ярких цветов неба, моря и зелени ласкают глаз. Ашанину казалось, что он
видит что-то сказочное, волшебное.
Переход предстоял длинный. По крайней мере, дней пятьдесят моряки не
увидят ничего, кроме
океана да неба.
И все было забыто: и опротивевшие консервы, и солонина, которыми поневоле угощалась кают-компания, и томительная скука, усилившаяся однообразием долгого перехода, во время которого моряки только и
видели, что небо да
океан,
океан да небо — то ласковые, то гневные, то светлые, то мрачные, да временами белеющиеся паруса и дымки встречных и попутных судов.
В ваших книгах я взбирался на вершины Эльборуса и Монблана и
видел оттуда, как по утрам восходило солнце и как по вечерам заливало оно небо,
океан и горные вершины багряным золотом; я
видел оттуда, как надо мной, рассекая тучи, сверкали молнии; я
видел зеленые леса, поля, реки, озера, города, слышал пение сирен и игру пастушеских свирелей, осязал крылья прекрасных дьяволов, прилетавших ко мне беседовать о боге…
Я
вижу почти детское, удивительно моложавое, несмотря на ее 40 лет, личико, большие, как
океан, синие глаза и удивленно приподнятые брови.
В это время он поднялся уже высоко, пропадал из глаз, и долго надо было скитаться взорами по небесному
океану, слепнуть от солнечных лучей, искать и разыскивать среди огромных редких облаков, чтобы найти и
увидеть высоко летящего.
Большими, вглядывающимися глазами мальчик уставился вверх, как будто что-то было перед ним, что он только один
видел, а кругом никто не
видел. Стало тихо. Он глядел не мигая, серьезно и настороженно. И как будто припоминал. Припоминал что-то далекое-далекое, древнее, что было с ним тогда, когда земля была такая же молодая, как он теперь. И как будто чувствовал, как плещется над его головою и вокруг него беспредельный
океан жизни, в котором он был маленькой, но родной капелькой.